Левое крыло панское подвинулось вперед; центр и правое крыло стояли неподвижно.
Главная татарская сила ударила на левое крыло, и окружила его при первой же стычке. Трижды панские полки выбивались из татарской массы; трижды она их поглощала снова. Казалось уже, что левое крыло не выдержит боя; но сильный удар подольского воеводы, Станислава Потоцкого, который подкреплял это крыло с левой стороны, выручил его, потеряв ротмистра и десятка полтора товарищей.
Вся казацкая сила ударила тогда на центр. Против неё выступило ополчение брестокуявской шляхты. Поддержал его Лянцкоронский. За ним спешили полевой гетман и князь Иеремия Вишневецкий. Из самого центра двинулись полки великого коронного гетмана и коронного маршала. Они ринулись на наступающую Орду, прорвали татарскую массу, и смешались с нею так, что только бунчуки и хоругви обозначали в воздухе, где паны, а где ордынцы. Наконец удалось им отступить под полевые пушки, которые сильным огнем остановили татар.
Яростнее всего кипел бой на левом крыле. Две свежие хоругви, которые бросились выручать ослабевающее войско, вернулись изрубленными; оба её предводителя пали со множеством «знаменитых рыцарей». Здесь, на кровавой сцене появились творцы её — казаки. Королевский полк ударил на них копьями с энтузиазмом. За ним двинулись полки Собиских и подольская шляхта, всё наши ополяченные, недополяченные, и переполяченные русичи, ожесточенные соперники казатчины. Перемешанная с латинцами, папистами и антипапистами литвинами русь воевала с русью, перемешанною с татарами, турками и всяким сбродом, «верующим и неверующим в Бога», как доносили панам подпанки. Татары дрались яростно, и взяли гетманское знамя, причем знаменоносец остался невредим. По всей линии битва кипела без распределения, без плана, без команды. Каждый вождь предпринимал, что хотел. Это пишут сами поляки, свидетельствуя тем самым, что европейская тактика в Польше не далеко ушла от азиатской.
Бой прекращался и возобновлялся несколько раз. Некоторые хоругви загнались, в жару отваги, слишком далеко, и были вырублены поголовно. Бились до двух часов дня.
Наконец Орда отступила. Паны понесли страшные потери, что делает их традиционной жолнерии великую честь. Но потери произошли от того, что гетманили одновременно и Ян Казимир, и Николай Потоцкий. Один был неспособен к гетманству по природе и воспитанию, другой — по своей дряхлости и потому, что потерял доверие у соратников, — доверие к его счастью; а вера в боевое счастье до того смешивалась тогда с талантом полководца, что Потоцкого стали называть головой немощной (niedoleinq). С панской стороны пало 200 таких воинов, которые слыли знаменитыми рыцарями, то есть такими, которые составляли душу боевого тела, и что еще хуже — неприятель удержал за собой позицию, занявши взгорье, проходы, переправы и отрезавши пашу для лошадей.
Но и татары не радовались. У них было до тысячи убитых и раненных, погибло много мурз, и в числе их славный Тогай-бей, а Муфач-мурзу, молодого и храброго воина, близкого родственника ханского и крымского казначея, взяли паны в плен.
Панское войско упало духом, и справедливо ему казалось, что не устоит оно, если татары и казаки ударят на него всеми силами. Но военная рада королевская состояла не из одних Потоцких да Киселей, и такие люди как Вишневецкий, Чернецкий, Конецпольский, Лянцкоронский, предпочитая смерть позорной жизни, взяли верх над миротворцами. Было решено — выступить утром против неприятеля и попытать окончательного решения судьбы: быть или не быть Польше.
Во что бы то ни стало, надобно было новою битвою поддержать колеблющееся мужество в руководящих воинах и оттеснить неприятеля от паши: а то в панском лагере начинали уже кормить лошадей дубовым листьем.
Здесь выступили на сцену действия передовики военной науки, процветавшей за границею кровавым цветом на могилах миллионов, падших за то, чтобы читать или не читать без попа Библию, чтобы веровать так или иначе в небесного Отца всего человечества, в исхождение Св. Духа, в пресуществление тела и крови Христовых, в приобщение тайнам его под одним или под двумя видами, и т. п. Эти передовики настояли на том, чтобы завтра построить войско в боевой порядок не таборным, а иностранным строем. Главную роль между членами военной рады играл генерал Убальд, иначе Губальд, тот, который в страшный день под Зборовым, явился таким же спасителем шляхты, как и её челядь.
В 2 часа пополуночи король слушал мшу не так, как во время оно, когда он забавлялся бывало собаками, карликами и кой-чем другим, а иезуиты прикрывали его забавы своею святостью: слушал с верою и надеждою, но, конечно, без любви, которой природа не отпустила на его пай и столько, как посадившему его на престоле казаку. В 3 часа, оставив 3.000 пехоты в замкнутом лагере, вывел он в поле все войско, которого насчитывали 80.000, бывших действительно в бою под Берестечком. Начали строить войско иностранным строем.
Хмельницкий, с своей стороны, целую ночь перемещал таборы, гарматы, пехоту. Чуть рассвело, начал он вместе с ханом распределять казако-татарские силы.
Густая мгла, залившая поля и леса, предвещала им победу, так как татары воевали счастливее всего в такую погоду, подобно тому, как их побратимы, казаки, самые гениальные подвиги свои совершали ночью, которую потому и звали своею матерью.
Эта «страшная» для панского войска мгла не давала кровавым соперникам видеть себя взаимно до 10 часов. Только тогда увидел каждый и свою и неприятельскую силу.
Грозная теперь для хана боевая линия панского войска тянулась на целую русскую милю. Перед фронтом стояли пушки, под начальством генерала Пршиемского. Правым крылом командовал Лянцкоронский, так как Николай Потоцкий в этот день хворал; иностранным войском — генерал гвардии, Богуслав Радивил, конюший Великого Княжества Литовского. На правом крыле полком и дивизиею коронного великого гетмана командовали Стефан Чернецкий и Адам Калиновский. Кроме того стояли там: полк Ляховецкого, дивизия Щавинского, полк Льва Сопиги, подкаплера литовского, одноименника знаменитого канцлера, противника церковной унии, полк познанского воеводы, Опалинского, и дивизия Собиских, полк Юрия Любомирского, коронного маршала, и часть великопольских и мазовецких посполитаков. В арьергарде крыла стоял Александр Конецпольский с дивизиею своею. Левым крылом командовали полевой гетман, Калиновский, и русский воевода, князь Вишневецкий. В их заведывании стояли три регимента иностранного войска, которыми командовал генерал-майор Убальд, а также — с полками своими Станислав Потоцкий и князь Доминик Заславский. За ними следовали полки гетмана Калиновского и его сына, коронного обозного, дивизии князя Димитрия Вишневецкого и Яна Замойского, а в арьергарде — шляхта воеводств Краковского и Сендомирского. Центром командовал король. В тылу центра находилась полевая артиллерия, под начальством генерала Пршиемского...